Бенефіс штампованих мізків. Війна і ресторани ( на вихідні)

Журналисты «Репортера» решили в один и тот же день посетить рестораны примерно одной категории в разных странах мира, чтобы понять, какие темы нынче важны для людей за едой. Получилось весьма познавательно. Если резюмировать, не зависимо от национальности и социального статуса посетители ресторанов обсуждают политику, экономику, сплетни о знакомых и, собственно, гастрономические предпочтения. Но, впрочем, в каждой из стран есть свои тонкости

Киев

В обеденное время в ресторане «BEEF. Мясо & вино» на улице Шота Руставели, расположенном напротив киевской синагоги, шумно и людно. Топ-менеджеры с ежемесячным заработком выше среднего по стране, чьи офисы находятся неподалеку, стекаются в уютное заведение на бизнес-ланчи. В час пик почти все занято. Мне предлагают на выбор два столика — выбираю тот, что ближе к компании взрослых и упитанных мужчин, всем своим видом показывающих — о пустяках эти парни говорят редко. Подсаживаюсь как можно ближе к соседям, чуть ли не на край дивана.

Компания мужчин тут явно не из-за выгодных бизнес-ланчей. Мои соседи заказывают блюдо из основного меню, подчеркнуто небрежно отвергая «выгодное» предложение официанта. Уже спустя 15 минут самый крупногабаритный из компании, темноволосый мужчина в голубой рубашке, рассматривает на тарелке дораду, запеченную в соли (цена 220 грн). Второй, в белой рубашке с закатанными на европейский манер рукавами, сосредоточенно наблюдает за своим блюдом. Менеджер ресторана, похожий на управляющего, в подтяжках и бабочке, профессионально разделывает для гостей рыбу, приготовленную на гриле и поданную на деревянной дощечке (120 грн). Третий в компании, мужчина лет 35 в льняной бледно-розовой рубашке, пьет кофе — у него режим и диета. Двое из них, судя по разговору, чиновники, у которых есть свой второстепенный бизнес. Но сегодня главная тема за этим столом — отставка Яценюка.

— А что это Яценюк вычудил, это он по плану или ссыканул? — размышляет вслух парень в льняной рубашке.

— Мой партнер с ним в универе учился. Говорит, карьерист еще тот. Видимо, не захотел подставляться, вот и спрыгнул.

— А я думаю, это такой финт ушами. Ну вряд ли бы он без Пороха пошел на такую истерику. Ну смотри, УДАР и «Свобода» развалили коалицию формально, запустив процедуру досрочных выборов Рады. Чтобы закрепить результат, Яценюк подал в отставку.

— Ты не шаришь. Чтобы «закрепить результат», как ты говоришь, он должен был не сам хвостом махать, а уйти в отставку вместе с Кабмином. И потом, если депутаты до конца лета не голосуют за новый Кабмин — тогда план удался.

— Окей. Что это означает по нашему министерству?

— До конца года все будет работать.

— Я не понял, как все будет работать, если Кабмина нет?

— Очень просто. Нашего министра могут поменять на нового только после формирования нового правительства. А это произойдет не раньше, чем через месяц-два после выборов.

— А если его уволят до выборов?

— Ничего страшного. Пока Кабмин в отставке, новое назначение невозможно. Это означает, что исполнять обязанности министра будет его заместитель, а он у нас один на всех и тоже в теме.

— Окей. Тогда все запускаем. Единственное изменение — никаких бюджетных денег. Их в бюджете нет и не будет. Исключи из бизнес-плана строку «возмещение НДС». Его также нет и не будет.

— Понял, запускаем.

Донецк

Спустя полчаса после приезда в Донецк начинаешь мысленно воссоздавать список фильмов на постапокалиптическую тематику в поисках аналогий. Поздним субботним утром слишком уж нереально выглядят безлюдные улицы города, закрытые кафе, магазинчики и торговые центры, изредка проносящиеся по улицам «шестерки» и «ланосы» без номеров и перекрашенные в камуфляж, блокпосты с полураздетыми по случаю жары боевиками.

Из общей картины выпадают коммунальщики в оранжевых жилетах, спокойно подстригающие газоны в скверах, и полупустые троллейбусы, ходящие как часы. Пассажиры — в основном пенсионеры — сетуют на перебои с горячей водой и некоторыми продуктами, клянут по чем зря киевские власти, изредка и вполголоса — «Донецкую народную республику».

К вечеру город пустеет окончательно — с 22:00 в Донецке комендантский час. Оживление сохраняется разве что возле гостиницы Park Inn — здесь остановились представители специальной мониторинговой миссии ОБСЕ и около полусотни иностранных журналистов со всего мира, прибывшие к месту крушения самолета «Боинг-777» Malaysian Airlines. Приезжают и местные жители — в баре отеля можно поужинать до полуночи.

Через пару кварталов, на перекрестке проспекта Гурова и улицы Артема работает единственный круглосуточный ресторан в городе — Havana Street BaNaNa. Комендантский час сказывается на работе заведения — на немаленькой летней террасе занято чуть больше десятка столиков. Несмотря на претензии ресторана на кубинский стиль, в меню можно найти суши и кальян. Из колонок звучат ненавязчивые лаунж-миксы на популярные мелодии. Средний счет — около 250 грн.

За столиком справа от меня трое бизнесменов под стейки и водку обсуждают транспортные проблемы — у кого-то из-за АТО сорвались поставки. Слева явно двойное свидание: парни с девушками заказывают коктейли и кальян. Здесь темы разговоров более общие, постепенно дело доходит и до авиакатастрофы — основной темы обсуждения в эти выходные.

— Ой, какой кошмар, конечно!!! — роняет одна из девушек. — Столько жертв, столько жертв!

— Незачем летать было, раз здесь война, — уверенно отвечает ее визави.

После 23:00 зал постепенно заполняют новые посетители — боевики ДНР. К ресторану одна за одной съезжаются те самые камуфляжной окраски машины без номеров. Ребята заходят на террасу, не снимая ни «калашниковых» с подствольными гранатометами, ни бронежилетов с разгрузками, полными магазинов и гранат. Их визит, похоже, здесь никого не смущает — менеджер провожает их к столикам с той же улыбкой, которой удостоился и я.

Напротив меня усаживаются трое кавказцев, очевидно, из пресловутого батальона «Восток». Один из них — огромный седовласый боец за 40 с СВД и флагом Южной Осетии на шевроне. Через полчаса у одного из них шипит рация, и все трое оперативно прыгают в припаркованный рядом джип, предварительно попросив официантку не убирать со стола.

Еще один парень с «калашниковым» — видимо, местный, — войдя, здоровается с кем-то из гражданских посетителей и подсаживается к знакомым девушкам в коротких юбках и туфлях на высоченных шпильках, коротающим вечер за бутылкой «Советского шампанского». Через пять минут к ним присоединяется еще один человек в камуфляже — на столе появляется еще шампанское, суши и пресловутый кальян. Боевики ловко едят суши палочками, не снимая с плеч автоматы.

Чуть поодаль сидит, очевидно, кто-то из командования — стол ломится от закусок, которые один из боевиков периодически выносит еще четырем, дожидающимся у входа. Разговоры за столом идут полушепотом и лишь один из дээнэровцев постарше изредка в сердцах повышает голос:

— Ну куда эти русские отходят? Куда? Бросят нас всех здесь на х…й!

Пересаживаюсь в другой конец зала, подальше от музыки. Здесь на большом экране показывают запись майского боя между украинским боксером Александром Усиком и аргентинцем Сезаром Давидом Кренсом. За столик садится компания из двух девушек и троих парней. Один из них в камуфляже и с пистолетом за поясом. Обсуждая меню, компания начинает весьма своеобразно шутить:

— Ничего, вот кончится война, будем в Донецке заказывать ребрышки «правосеков».

— Не, я себе закажу ляшку поросенко под соусом из укропа, — заливается одна из девушек.

Разговор идет о машинах — компания определенно работает в структурах ДНР.

— Смотри, — парень начинает рисовать что-то на салфетке, — на «тойотах» здесь будет герб ДНР и здесь, и надпись само собой другая.

Только утром я понимаю, о чем идет речь: правительство сепаратистов устраивает презентацию «новых автомобилей Министерства внутренних дел». На закупленных в прошлом году украинским МВД белых Toyota Prius дээнэровцы заменили герб Украины на свой, а надпись «міліція» на «полиция».

Париж

Бытует обывательское мнение, что за столиком в Париже можно говорить только о любви, моде и красоте. На практике все совершенно не так. В кафешках Монмартра, городских бистро, кафешантанах, ресторанах высокой кухни, заполненных мигрантами, туристами и вечно жалующимися на жизнь парижанами, обсуждают насущное: цены, налоги, мозоли и лекарства.

Я выбираю ресторан Bouillon Racine, расположенный в Латинском квартале между бульваром Сен-Жермен и университетом Сорбонна. Это популярное у парижан место со средним чеком в 50 евро. Но многие знающие горожане стекаются сюда ради ужинов по фиксированной цене в 29,9 евро. За невзрачным фасадом прячется интерьер заведения в стиле ар-нуво. Дресс-код публики диссонирует с заведением.

Равнодушно-вежливый мимолетный взгляд метрдотеля: мсье желает отужинать? Один?

В зале довольно шумно, поскольку посадка почти полная, столики стоят плотно друг к друг, а публика более чем наполовину состоит из словоохотливых туристов. Вот две дамы лет под 40 из Украины громко возмущаются отсутствием больших размеров на распродажах в Galleries Lafayette и на диковинном английском пытаются уточнить у официанта нюансы меню. А вот пара туристов из США тщательно выискивают в меню простую и понятную еду — стейки, картофель и что-то еще.

Мой официант характерной восточной внешности с типичной для этих мест привычкой принимать заказ, не глядя в глаза клиенту, одет по форме, но небрежно. Форменная рубашка помята, галстук в пятнах от ресторанной еды, фартук повязан криво. Заказ он принимает быстро и понятливо — эскалоп из лосося с овощным салатом и вода, которую в этом ресторане, в отличие от других, подают не в графине, а бутилированную.

Соседи по столику, разговор которых удобно подслушать, — пара седеющих геев. Обоим немного за 30. Парни одеты в очень похожие по стилю светло-серые костюмы, белые рубашки и темно-серые галстуки. На столе ни телефонов, ни планшетов, зато лежат две одинаковые пачки сигарет Camel, несмотря на то, что внутри, как и в любом другом парижском ресторане, курить запрещено.

— Гийом, жарко сегодня, правда?

— Да уж!

Пауза.

— Ты читал последние новости?

— Какие именно?

— О новом законе Олланда.

— Извини, о чем?

— О налоговом регулировании?

— Брюно, не думаю, что там есть что-то по-настоящему новое. Налоги снова повышают, не так ли? Или речь о старом законе, который вступил в силу с начала года?

— Именно. Сейчас они изобретают что-то, связанное с налогом на роскошь…

— Не думаю, что нас с тобой это касается.

Негромкий смех. Пауза.

— Я вот думаю, много ли у нас людей, зарабатывающих больше одного миллиона евро в год?

— Бернар Арно (самый богатый француз. —«Репортер»).

— Меня вообще уже утомила вся эта ситуация. Десерт, кстати, будешь?

— Нет, ты что, в такую-то жару…

— Да, все-таки жарковато сегодня…

Когда официант принес блюдо, я отвлекся от диалога. Лосося повар приготовил отменно. Пожилой француз с шейным платком за столиком в правом углу заведения доедал аналогичное блюдо, смакуя каждый кусочек. На французский манер он нарезал мясо слева направо и не все мелкими кусочками, а лишь ту часть, которую собирался отправить в рот.

Соседи продолжали вести неспешную беседу, потягивая кофе и обсуждая планы отправиться на природу в выходные, слишком высокий расход воды по счетчикам за прошлый месяц и необходимость для обоих пройти профилактический осмотр у дантиста в ближайшее время.

Хайфа

— Итан, а какое слово ты выучил за последние дни? — спрашивает реб Лейзер моего соседа по столу — молодого серба.

— Цуцик! («Малыш» на иврите. — «Репортер»), — Итан смеется и тут же указывает пальцем на маленького сына Лейзера.

— Цуцик! Хорошо. А ты, Яэль?

— Мазган (кондиционер. — «Репортер»), — немного смутившись, бормочет симпатичная блондинка.

Около сорока молодых людей ужинают в небольшом душном зале и усиленно вспоминают новые слова. В моей голове крутится только слово «мильхама» (война), но когда подходит очередь говорить, я спешно вспоминаю и выкрикиваю слово «коридор» на иврите — о войне за этими столами и так говорят и думают достаточно.

Подслушивать разговор соседей не получилось, пришлось стать участником диалога.

— За последние недели я выучила слова: нерушимая, скала, операция, армия, министр обороны, бомбоубежище, сирена, бороться, беспокоиться, бояться, не паниковать, убивать, воевать, — Мари из Уругвая делится со своей темнокожей подругой.

— Хуже некуда, — отвечает та, намазывая на хлеб хумус.

— Это словосочетание мы тоже учили, — с досадой говорит Мари и наливает себе стакан колы.

Вечером в пятницу, с наступлением Шаббата, в небольшом израильском городе особо некуда пойти. Общественный транспорт не работает, в районе студенческих общежитий открыты всего несколько скучных и очень дорогих баров. Поэтому студенты и новые репатрианты ходят в местные религиозные общины на встречу Шаббата и, соответственно, ужин. Бесплатный. Если бы пришлось платить, стоимость чека составила бы в эквиваленте около 250 грн.

Празднично одетые мужчины в кипах и женщины в платьях столпились у входа в небольшой подвал, в котором обычно по пятницам проходит шаббатная трапеза. Рядом с подвалом находится бомбоубежище — все рядом.

— Крестик спрячь, партизан, — с улыбкой шепчу своему знакомому студенту — он как раз натягивает на голову кипу.

— Шаббат шалом! — приветливо встречает всех реб Лейзер Кляйн — молодой человек около 30 лет с аккуратно подстриженной бородой, в черной капоте (традиционная одежда хасидов), брюках, белой рубашке и черной шляпе. — Вы из Киева? Мой дедушка тоже из Киева!

Стеклянные двери почему-то заклинило и их приходится выламывать — не отменять же из-за этого встречу Шаббата. К нашему приходу в зале уже накрыты белой скатертью четыре стола, зажжены две свечи, аккуратно выложен на простые пластиковые тарелки и накрыт салфеткой плетеный хлеб (хала) и готово к разливу кошерное вино — обязательные атрибуты церемонии. После традиционной молитвы, песнопений, омовения рук и прочих ритуалов все садятся за столы. Еду готовит супруга Лейзера — Дебори. Это миловидная женщина в цветастой тунике и длинной черной юбке, в черных балетках и в аккуратном парике. Одной рукой Дебори держит своего маленького сына, а второй проворно раскладывает еду по тарелкам и разносит их гостям.

— Передайте мне, пожалуйста, это вот. Ну нет, не хумус. Нет, дальше, нет, не морковь. Да как же это будет на иврите или английском, у меня в голове салат! — отчаиваюсь я.

— Капуста. Это ка-пус-та, верно? — внезапно обращается ко мне по-русски сидящий напротив молодой человек. До этого он по-английски общался со своей подругой-француженкой.

— Капуста, верно.

— Я Итан, из Сербии. В коммунистическом прошлом, в школе, мы учили русский. Откуда вы?

— Из Украины.

— Слушайте, что у вас там происходит?! — взрывается Итан.

— О, да, кто сбил тот самолет? — тут же подключается его подруга.

— У нас война. В Израиле тоже война. Везде война. Передайте лед, пожалуйста, — натянуто улыбаюсь я и переключаю свое внимание на рыбу, которую только что принесла Дебори.

Разговоры о войне в светских беседах — то, к чему сложно привыкнуть.

Вот высокий смуглый Гай ходит между столов с бутылкой анисовой водки и предлагает кажд ому немного выпить. Он улыбается, шутит, запускает в нас пластиковыми тарелками.

— Друзья, на этой неделе у Гая погиб товарищ, он воевал в Газе. Также в Газе сейчас находится брат Гая, его самого могут призвать в любой момент, — взял слово реб Лейзер.

— Ой-ва-вой…— послышалось откуда-то с другого конца зала.

— Давайте выпьем за наших солдат, чтобы они вернулись домой живыми. Давайте выпьем за тех, кто погиб, вспомним их. Лехаим!

— Лехаим! —дружно проносится между столов.

К пятнице число погибших в операции «Нерушимая скала» солдат ЦАХАЛа (Армия обороны Израиля) достигло 37 человек.

— Моему знакомому вчера позвонили из армии почти в полночь. Но у него жена на девятом месяце… Обещали что-нибудь придумать. Пока он дома, — шепчет кто-то моему собеседнику.

— Вот и в Украине все повесток ждут, — хмуро отзывается тот.

Ужин очень щедрый и обильный и длится около трех часов — здесь так принято. После сытных закусок подали рис с рыбой, потом вермишель с курицей, потом десерт (шоколадный горячий кекс и торт). Из напитков — вода и кола. В перерывах между сменой блюд все поют песни — религиозные и патриотические. Громче всех поет реб Лейзер, а его жена весело отбивает ритм бутылкой из-под кошерного вина.

— Почему ты уехала из Франции? — спрашиваю свою соседку-француженку.

— Я сионистка. И только здесь мне хорошо, никто не мешает мне носить кулон «Маген Давид», никто не мешает мне быть еврейкой. Думаю, это мой дом, — улыбается мне француженка. — Надеюсь, никто не обидится, если я возьму еще одну порцию кекса. Он такой вкусный!

Дальше разговор, как это часто случается, заходит о еде. Многие из собравшихся утверждают, что самый вкусный фалафель (жареные шарики из измельченного нута) — в нижней Хайфе на Парижской площади у дяди Бори, это каждый знает. Дядя Боря — выходец из Украины. Он интеллигентный, щедрый и добрый: порции его фалафеля всегда огромны и стоят недорого. Когда дядя Боря обслуживает клиентов из Украины, он немного перекладывает фалафеля и на прощание говорит «до побачення». В Шаббат он тоже не работает.

Севастополь

В именитом севастопольском ресторане «Баркас» обычно собирается шумная публика. Типичный посетитель — состоятельный мужчина средних лет. Самые популярные блюда: ледяная окрошка и знаменитая барабулька — жареная рыба, которую подают горками. Запивать ее стоит холодной водкой.

За одним из столов — шумная компания. По виду — бизнесмены.

— А устрицы есть? — интересуется один из мужчин у официанта. — И они, надеюсь, открытые?

— У меня с устрицами, знаешь, как бывает? — объясняет ему другой. — Выпиваю рюмку и не могу ее задавить в желудке. Ходит туда-сюда, представляешь?

— Сейчас, чувствую, нафоршмачим, — потирает руки тучный блондин.

— Ты, Сережа, лучше скажи нам, — обращаются к парню приятели, — зачем такую дурищу в секретарши нанял?

— Знаете, чем она меня привлекла? — хохочет блондин.

— Да ладно! — хором выдыхает компания.

— Не-не-не, вы не про то думаете. Я ее спрашиваю: «Сколько получать хочешь?» А она: «Шести тысяч мне хватит», прикиньте?

Между тем за столиком справа обсуждают политику:

— Летел бы он через Москву, ничего бы этого не случилось, — рассуждают женщины возрастом за 50 о трагедии малайзийского «Боинга».

В какой-то момент они сходятся на том, что из всех авиалиний доверять пока что стоит только «Аэрофлоту».

— На Львовщине туризма сейчас вообще нет… — переводит тему разговора одна из женщин.

— Да и бог с ней. Я тебе другое скажу: вот 23 года назад развалили СССР, да? И как это вообще было возможно, что Крым сразу же не стал российским? — вздыхает ее подруга.

— Придумали какую-тоц нацию, ага…

— Нет, ну я признаю, что нации существуют, но вот что такое украинская национальность, ты понимаешь?

— Ну этот, украинский язык, там…

— Вот, смотри: у моей матери в графе национальность стояло «украинка». У отца — «украинец». И меня так же записали. Но по факту мы жили тогда в СССР — у нас тогда другая нация была же…

Разговор женщин прерывает официант. Он приносит им большой кремовый торт. Дамы моментально забывают о политике и достают смартфоны. Следующие несколько минут официант фотографирует женщин, позирующих с тортом.

За столиком, стоящим чуть в стороне, идет жаркая дискуссия о плюсах и минусах государственных систем Украины и России.

— Что бы вы там ни говорили, а с украинскими гаишниками проще было договориться. Я не знаю, с чем это связано, но факт есть факт! — кричит мужчина за 40.

— А ты паспорт новый уже получил? — интересуется у него приятель. — А то, говорят, Севастополь опять закрытым городом сделают.

— Что?! Та не, не закроют. Сделают что-нибудь. В средствах массовой информации общероссийских это даже не прозвучит — антиреклама же Крыма. А там сейчас, знаешь, как за это пи…ят.

— Я вот слышал, Рогозин скоро к нам разбираться со всем приедет.

— Это какой? Как выглядит? Я забыл что-то…

— А никак он не выглядит. Он безликий!

Расплачиваюсь и выхожу из ресторана. За столиком у самой двери обедает семейство. Замечаю торчащий из сумки российский флажок. Худощавый мужчина с женой молча поглощают рыбу. Их дочь сидит, уткнувшись в смартфон. Ее дед флегматично пьет вино. Ловлю обрывок его фразы, которую он произносит, как бы ни к кому конкретно не обращаясь:

— До вашего «Баркаса», еще во время Советов, была здесь столовая. Так и называлась — «Столовая». Так я в 98 копеек нормально укладывался. И еда хорошая была. Водку, помню, пили прямо из горла. Лет 18 мне было тогда. Или 17. Раньше все лучше было.

Санкт-Петербург

В Питере царит нехарактерная для Северной Пальмиры жара — на улице плюс 39, горожане разъехались по дачам, перегревшиеся туристы прячутся от зноя в сени фонтанов Петергофа и вечно прохладных залах Эрмитажа.Из кондиционируемых залов ресторанов гости также не спешат на раскаленную каменную мостовую. Домашний морс и тархун идут на ура, отдельно в изящных вазах выносят колотый лед. Мой выбор в этот день — «Пряности & Радости».

За соседним столом в мужской компании идет бурное обсуждение геополитической обстановки. Мужчина в клетчатой рубашке и с Ulysse Nardin на запястье делится эмоциями от новостей.

— Да в этой Украине уже сам черт ногу сломит кто за кого. Выпустили джинна из бутылки, а расхлебывать будут годами.

Его собеседник, с виду похожий на Олега Меньшикова с неудачной стрижкой, поддакивает.

— Выпустили они, а санкции — на Россию. Мы-то, конечно, отряхнемся и не заметим, но чего стоит сам факт того, что украинские «Буки» и «Грады» теперь, уже не таясь, обстреливают границу.

Молодой человек в джинсах с огромной надписью Rich и футболке с принтом Pin up girl задумчиво тянет:

— Ну, кто там обстреливает границу — непонятно, а то, что без украинских специалистов «Боинг» из «Бука» ополченцы не подстрелили бы — это факт. Подстава, шитая белыми нитками, Америка и не особо таится.

В этот момент симпатичная официантка приносит американо со сливками, мужчины останавливают политическую дискуссию и приступают к выбору между пхали и чашушули. Официантка рекомендует пхали по особому рецепту, с фундуком.

Пока приятели рассуждают о политике, девушки за соседним столиком — тем, что ближе к моему, — в свою очередь обсуждают парней.

Блондинке со вздернутым носиком в стиле Ginza Girl понравился молодой человек c Ulysse Nardin.

— Может, пройти и уронить что-то рядом? Пусть, типа, поможет, — спрашивает она совета у подружки.

— Ага, айфон на плитку, — смеется рыженькая подружка, — тогда точно эту встречу не забудешь. Принцев сейчас мало, сплошные менеджеры среднего звена со стереотипным мышлением.