Письмо Фиме отсюда с Черновиц прямо с заседания комиссии по люстрации

        
Здравствуй опять, дорогой Фима! Извини, что пишу тебе снова сидя в эти самые Карловы Клары, где ты собираешься отдыхать, отсюда с Черновиц.

В этот раз сижу на заседании комиссии по люстрации при нашем с тобой бывшем родном ЖЕКе №999.  Как раз, вот, люстрируем начальника. Тут и новенькие мусорные баки уже подогнали с патриотической раскраской, ну, чтоб, как у людей.

Понимаешь, Фима, какая-то сволочь записала разговор начальника с жильцом и любезно передала местному городскому сайту, который давно специализируется на люстрировании нелюстрируемого за небольшие деньги, которые ласково называются в городе «бомбоны».

Разговор вкратце вышел такой:

– Алло, слава Украине, это ЖЕК?

– Героям слава, да, это ЖЕК.

– У нас в квартире очень холодно, слава Украине, когда будет тепло?

– Летом! Героям слава…

и так далее.

Руководитель нашей общественной люстрационной комиссии, член партии ПЕНДЕЛЬ имени М. Али, который на вопрос о своих политических взглядах всегда отвечал “самец”,  взял сигнал к немедленному решительному исполнению. Фамилии его никто никогда не знал, но имя помнили. Это от того, что когда он женился, жена взяла себе его фамилию. С тех пор он был просто Юра.

Так вот, он, многоопытный член всяких комиссий со стальным голосом потомственного оратора на свежем морозном воздухе, за свою долгую возлеполитическую жизнь по очень неточным прикидкам не менее 34 раз по поручению соответствующих товарищей вносил ритуальное предложение об избрании почетного президиума собраний ЖЕКа в “составе политбюро ленинского ЦК во главе с великим продолжателем бессмертного ленинского дела, генеральным секретарем цк кпсс, председателем президиума верховного совета СССР Леонидом Ильичем Брежневым”. Все 34 раза затем раздавались оглушительные, долго не умолкающие аплодисменты присутствующих сантехников, электриков и дворничих (это такие женщины мужского рода) в средней степени опьянения, которые тут же идентифицировались всеми присутствующими в качестве единодушного одобрения внесенного предложения. И только потом избирался рабочий президиум и прочие органы.

По всей вероятности ты, Фима, догадываешься, что я был назначен казначеем нашей комиссии.

Вообще, попал я туда, конечно, Фима, случайно. Я уже давно не гражданин тут и на учете ни в каком наркодиспансере, военкомате, банкомате, а тем более ЖЕКе не состою. Так получилось, что я выходил из ностальгической пирожковой на Центральной площади, где мы отмечали рамадан, а они искали казначея. Посколько я на него оказался слегка похожим лицом и характерными выпуклостями карманов, на прошлый режим активно не работал, а курс гривни все равно преодолел психологически важную отметку – “всем уже наплевать”, они предложили мне, а я ради интереса взял и согласился. О чем потом не жалел.

Знаешь, Фима, тут в ходе этой самой люстрации появилось очень много экзотических странностей по согласию: если ты, например, придя в государственное учреждение, вкрадчиво поприветствуешь чиновника забытым, но волнующим словом “Шолом”, это очень ускорит решение твоей проблемы. А из-за того, что я умею пользоваться интернетом, меня здесь многие считают программистом, с чем я молча соглашаюсь.

Но не буду больше об этом.

Хочется, Фима, все же несколько слов сказать тебе про председателя нашей комиссии. Это такой современный образ общественного деятеля нового типа с замашками раннего Троцкого, когда он был еще милым “иудушкой”. Теперь тут таких много, Фима, очень много. Внешне он производит впечатление воспитанного, хорошо люстрированного мужчины слегка за 60. Или около 70-ти. Правда, с налетом глорификации и самолюбования. Поэтому ему постоянно кажется, что он находится на городском майдане и ему вот вот предоставят слово. Он из тех, кто на случай, если нужен, находится там же, где и был, когда был не нужен. Поэтому очень трудно определить, когда такой нужен, а когда нет. Его как бы выбрасывает на берег, когда революционный прилив, и уносит обратно – когда отлив. Он, большой любитель революционных беспорядков, всем своим видом как бы иллюстрирует, что беспорядки нужны для того, чтобы установить свои порядки. Но он всегда преследует исключительно мирные цели. Преследует и уничтожает.

Так вот, Фима, о самом заседании нашей комиссии. Прошло оно в целом быстро и собрано. Демократия в городе нынче торжествует. По моим скромным наблюдениям она стремительно обыгрывает религию по количеству обманутых на душу населения. Двое молодцов ввели люстрируемого. Сесть не дали. По взмаху бровей председателя присутствующие начали шумно выступать. Кроме вышеприведенного, опустившего взор начальника обвинили в том, что он играл на баяне в день рождения предыдущего президента. При этом никто не вспомнил, что танцевали под «вышел в степь донецкую» все присутствующие. Последний, 45-й оратор просто заорал:

– Никакой люстрации! Только кремация! Сразу! Немедленно! Он же, панове, еще и в Артеке был, сука!

Председатель в заключение одобрил снятием натруженных запотевших очков с подуставшего носа решение, несчастного схватили за воротник поношеного «трембитовского» пиджака и выбросили в широко открытое окно полуподвального этажа жековского клуба.

Свежелюстрированный, бесшумно разрезав вспотевшим телом холодный воздух предновогодних Черновиц, благополучно упал в заранее заготовленную клумбу с мягким снегом, отряхнулся, взмахнул головой и твердой походкой только что родившегося заново человека, да еще и в рубашке, отправился на планерку в ЖЕК №888, где со вчерашнего дня уже работал новым начальником по квоте от соседней партии. Партии САМОСТРЕЛ, кажется.

Но не буду, Фима, больше об этом.

А я вышел на морозный воздух, на Кобылянскую. Никогда ещё в городе так сильно не пахло Родиной.

Тут же меня чуть не сбил с ног восьмидесятилетний Рудик Лекалов, который промчался по улице в черном берете ребусника из известного романа в надежде на легкую и безболезненную люстрацию по месту основной работы. Он ее заслужил.

Надеюсь, что и саму Кобылянскую не тронет никто, несмотря на то, что существовала она во времена всех известных нам преступных режимов.

Целую как всегда в губы головы.

Твой Лёва.