И ПУСТЬ НАС «ЗВЕЗДАНЕТ» ОБЛОМОК СЧАСТЬЯ!(Таймс на уікенд)

Счастье в нашем городе обычно приходит к счастливому, а несчастье – к несчастному. Но и счастье, и несчастье в нашем городе являются особенными. Как, впрочем, и все остальное. Например, ожидается, что в Европе мода на оголенные животики пройдет следующей весной, а в нашем городе – уже в эту зиму. Так происходит и со счастьем. Если счастливая мечта каждой, допустим, японской девушки, как отмечают городские востоковеды-любители, – выйти замуж за молодого и богатого камикадзе, то наша красавица мечтает о настоящем и полном, комплексном счастье. Она никогда не будет ругаться с будущим мужем и не будет закатывать ему истерик. Она просто снимет обручальное кольцо с безымянного пальца и медленно, очень медленно натянет его на средний. Муж будет чувствовать себя при этом весьма угнетенно и отступит… 

Но Богдан не отступает никогда. У него даже фамилия такая – стремительная, наступательная, небесная и украинская, такая, которая не переводится на другие языки и звучит на любом языке по-украински. В случае прихода неожиданных проблем, он наденет на переносицу стильные солнцезащитные очки в не зависимости от того, светит солнце или нет, и пойдет по городу, бросив на плечо небольшую черненькую сумочку и напевая при этом что-нибудь тихое, как течение полузабытой городской речушки.

У нас в городе юношей и мужчин по имени Богдан ближайшие и наиболее преданные люди ласково называют Бодями. Так же просто, без отчества, зовут и этого Богдана –  Бодя.

Бодя родился в нашем городе, является типичным городским парнем, и, разумеется, вобрал в себя врожденный артистизм городского люда, четкую, благородную и спокойную срифмованность брусчатки, чудаковатую музыку крыш и пронзительный минор разноголосой городской беседы.   Гляньте лишь на старые городские почтовые открытки, вслушайтесь в них, если у вас есть хоть немного музыкального воображения – там все это есть.

Ему, еще маленькому, пели свои тихие баллады кленовые листочки вдоль родной улицы, ему слагали первые детские рифмы старенькие трамваи на главной улице, о нем нежно заботился величественный городской театр тишиною фойе и бархатом кресел, его ласково ослепляли молнии далеких звезд в несуществующем теперь планетарии и зимние фонари площадей, приучая к сцене и будущему успеху. Он учился играть по нотам труб, городских фонарей и свисту балконных веревок для белья. Он подтягивал тоненькие еще струны собственной юношеской души, когда городскими дворами ходили безымянные мастера, которые музыкально и театрально точили о круглый волшебный камень мамины и соседские ножы и ножницы. Он слушал и слышал шепот вечерней реки с высоты старого моста, карканье ворон в древнем парке, ощущал сердечную щекотку, когда в город огнями сцены приходил какой-нибудь гастрольный праздник…

Он искусно, с въедливостью неопытного настройщика больших музыкальных инструментов, прислушивался к тональностям еврейских разговоров во дворе по соседству: тетя Рая и дядя Сеня мирно обедают. Однако величественно подымается тетя Рая и тихо, но в ля-миноре, говорит:

– Сеня, одно из пяти – или ты немедленно закрываешь форточку, или четыре раза получаешь по роже!

Музыка! Бах, Штраус и Моцарт одновременно!

Бодя прислушивается к молдавской дойне, которую ежедневно наигрывает на скрипке дядя Георгий, прикрыв глаза, из которых льются горькие бессарабские  слезы, на облезлую, почти белую от них, деку, пока тетка Мария торгует будзом на еврейском базаре. Он запоминает полуденное грудное сопение другого соседа – дядька Ивана, главным органом многострадального организма которого была большая и добрая печень, и который любил учить малого Богдана премудростям и возрастным нюансам городской мужской жизни, беспрерывно напевая простоватую формулу о том, что зрелость – это когда при виде прекрасной горожанки, первым поднимается настроение…

Бодя образование получил. Такое как все. Но и не совсем такое, иначе он был бы как все. А он – другой, и образование его оказалось иным. Он получил в нашем городе образование счастья. Он знает к нему путь, он знает то, как его достичь и как им потом пользоваться. Он понял главное – жизнь прекрасна, даже тогда, когда по щекам текут слезы, а мечта прекрасна своей неосуществимостью. Поэтому он счастлив своими мечтами и убежден, что чаще всего наши мечты разбиваются о нас самих. Потому, считает Бодя, не нужно торчать на пути собственных мечтаний!

Пролетели годы. Кто-то из его сверстников и друзей достиг в жизни материально явно большего, чем Бодя. Кого-то знают даже в Америке, Ла Скала и «Олимпии». Кто-то поет в Большом. Им платят невероятные гонорары, они имеют собственных импресарио и студии для записи, помощников, шикарные автомобили, красивых и нетребовательных красавиц, прочие привилегии «великих». Но их никто не знает в нашем городе! А быть известным у нас или в Нью-Йорке – это еще нужно доказать, что важнее!

А хрипловатым голосом Боди разговаривает, шутит и поет почти вся городская реклама. Его нехитрые песенки, которые он без претензий называет «шансоном», звучат в народных ресторанах и из открытых окон стареньких городских автомобилей, над майданами базаров, а когда он идет по главной пешеходной улице, – то и над верхушками самых высоких домов сердца города. Его голос, в чем-то немного похожий на одиночество тембра Джо Коккера, мгновенно узнаваем. Городской народ желает хорошей жизни, а Бодя ему устраивает веселую! Он будто кричит ему: улыбайтесь чаще, это раздражает!

Бодя – не нахал. Может быть потому и счастлив, а не всемирно известен. Как-то попробовал разговорить его насчет политики. Не ведется! В политике, считает Бодя, все болезни передаются через рукопожатия. А болезни наших политиков – от лукавого. Лукавить Бодя не желает. Люди часто остаются одинокими, потому что строят мосты немоты вместо мостов понимания. Поэтому Бодя выстраивает мосты собственными песнями, ломая стены между горожанами, которые те строят между собой, не понимая объединительной силы их счастья – жить в нашем городе!

Он постоянно зарабатывает на жизнь. Он проломился сквозь детство, чтобы ввалится в юность и там остаться на долгие годы, выковывая собственное счастье. Для него деньги – не счастье, а способ осуществлять задуманное. Зарабатывая, приходится включать все, на что ты способен. Приходится ошибаться и промазывать. Если ты полчаса стучишь в двери, и тебе не открывают, а за дверьми гудение, значит, или там гудут без тебя, или это – трансформаторная будка. У Боди случается и то, и другое.

О его песнях можно спорить. Они нравятся не всем. Но среди Бодиных песен есть точно чисто городские вещи. Есть счастливые будто асфальтированные баллады. Есть настоящие, несколько наивные и неожиданные псалмы городской привлекательности и исключительности. Они идут естественно и от сердца. Против кармы, как говорят, не попрешь!

Богдан поет на многих языках. Не нужно бороться за чистоту языка, считает он. Не нужно бороться за чистоту мыслей. Бороться нужно за чистоту нашей городской жизни.

Богдан идет по городу. Мимо умирающей легендарной городской «музыкальной биржи», потерявшей сознание от ожидания возвращения славы виртуозных городских «лабухов». Сюда не придут ее бывшие короли и герои, потому что их больше нет. Они далеко или кто знает где.

Вместо себя они оставили беспокойного Бодю – неудобного, капризного, мечтательного, настойчивого. Такого, каким он есть. Такого, каким вырастил его наш город. 

Когда-то. Когда мы даже и не знали, что это было счастье.

Автор: Волоимир Килинич, 2007р Фото з фейсбук сторінки одного чернівчанина

Здається, це він)))