МЕЛОДИИ ПОКИНУТЫХ САЙТОВ. (Таймс на уікенд)

Автор: Володимир Килинич

Муня больше  в нашем городе не живет.

По крайней мере так он заявил мне буквально вчера в нашем телефонном разговоре,  который совершенно случайно оказался посвященным  основным нравственным итогам только что ушедшего дня.

– Это не мой город. Тут теперь живут другие люди. Мои уехали или умерли. Я временно обитаю в своей квартире, которая принадлежит Вселенной и моей жене Бусе. Это просто мой остров в чужом море. Он лежит между прошлым и настоящим. Да, мне иногда приходится покидать этот клочок запыленной суши и выходить из квартиры по делам, мелким и несущественным – купить хлеба, сигарет, «чекушку» водки или небольшой кусок свежей телятины. Но при этом я совершенно не обращаю внимания на то, что происходит вокруг меня. Потому что все это давно чужое, не мое. Оно меня не касается, – предельно спокойноаргументировал Муня и торопливо повесил трубку, успев, впрочем, аккуратно и тактично сослаться на неотложные вечерние дела.

         Сделав это в определенном смысле неожиданное заявление, он на самом деле ушел спать, с чувством, как мне показалось,  даже слегка перевыполненного морального и гражданского долга.

         А спит Муня теперь главным образом виртуально, в интернете, в его русскоязычном секторе, широко раскинувшись богатой художественной харизмой на давно покинутых другими пользователями запыленных сайтах. Где уныло бубнят старые и забытые мелодии, бесконечно долго грузятся фото и где невидимые компьютерные вирусы прячут свои секреты. Туда можно добраться лишь с помощью старинных скрипучих модемов, которые нахально занимают своим электроприсутствием уставшие телефонные линии городов.

         Наступило утро.  Проснувшись, как всегда, сразу после 5-00, Муня стал неторопливо готовить первую дневную еду.

         Он всегда это делает сам. Возможно потому, что спокон века у городских женщин приготовить что-нибудь невкусное оправдательно называлось разнообразием. Муня же не только еще вполне интересный мужчина, но и универсальный повар, и оригинальный, весьма креативный кулинар. Он искренне убежден, что смысл жизни с кухни выглядит совершенно иначе. При этом Муня категорически не вегетарианец. Это не совсем приличное занятие, считает Муня. Вегетарианство – довольно опасная болезнь. Вегетарианец, убежден он, – это человек, который не слышит, как плачут помидоры. Муня – слышит, и ему бесконечно жаль те же помидоры так же, как и молочного теленка или мечтательную курицу. Поэтому он ест все. Или почти все.

         Продукты, которые оказались в то утро в доме, он как можно мельче нарезал и перемешал. То, что можно жарить, сегодня будет вторым (если подгорит и слипнется, – то пиццей). То, что нельзя жарить, поместил в воду, озорно кипящую в старой советской эмалированной кастрюле. Правильно, это – первое. Оставшееся – салат.

         Затем, неспешно съев свой элегантный, с элементами бурлеска завтрак, Муня нетерпеливо упал в продавленное тремя поколениями своих предков древнее кресло у окна и глубоко, но созидательно задумался. Потом неспешно встал и прошелся по пыльному дому. Он круглый год ходит по своей просторной квартире в старой, «из посылки» замшевой осенней куртке образца 1979 года и пьет кефир из фужера. Это придает его утреннему безделью некую изысканность.

         И вот кефир меланхолично выпит, а в куртке стало откровенно жарко, как в июле 1980, когда в Черновицах была неслыханная, почти африканская жара, и каблуки всех городских штиблет безжалостно хлюпали в расплавленном советском коммунальном асфальте тротуаров.

         Муню потянуло было слегка поработать. Он, рывком смахнув очки со лба прямо на крупный семитский нос, сосредоточенно присел напротив роскошного эппловского моноблока своего нового «аймака» и самозабвенно закурил шикарную черную сигарету «Дойна». Когда то курить черные молдавские сигареты считалось особым шиком среди черновицких фарцовщиков, наборщиков, музыкантов, бандитов и прочего городского бомонда. Таким образом Муня шикует до сих пор.

         С помощью элегантного вьювера он пробежал глазами вчерашнюю работу. Там были фантастической красоты и мастерской выразительности фотоинсталяции с апрельской его поездки в Израиль – многонациональное еврейское государство, где живут теперь многие его родственники и друзья по городу, в котором Муня больше не живет.

         Для них, как и для самого Муни, этот город теперь не более чем покинутый и забытый сайт. Где уныло бубнят старые и забытые мелодии, бесконечно долго грузятся фото и где невидимые компьютерные вирусы прячут свои секреты. Где песни поп-исполнительниц различаются только трусами, аголос Шуфутинского круглосуточно требует денег. Так и хочется ему отчаянно крикнуть прямо в безжалостно устаревший браузер: «Миша, ты же мужик! Ты должен молчать и лишь изредка плакать, сидя в уголке в семейных трусах, прижав волосатые коленки к небритому подбородку!»

         Однако сегодня работа явно не шла. Опять откуда то с потолка на него упал довольно жирный кусок  серой осенней депрессии.

         Было немедленно принято решение пройтись по городу, еще раз убедившись в том, что этот  город чужой, что жить в нем больше совершенно нельзя.

         Впрочем, для Муни это ежедневная процедура – как почистить зубы, закурить первую сигарету или изо всех сил поинсталировать. Спускаясь на первый этаж родного, но оглушительно темного подъезда, Муня, по фейсбучной привычке, пробежал глазами обновление надписей на стенах. Они гостеприимно подсказывали посетителям подъезда о том, что у девочки Нади с третьего этажа все таки есть мальчик, и притом не один.

         Но как только Муня сделал два шага по тротуару, у него от городского воздуха немедленно закружилась голова. Он остановился, зажмурил глаза, сделал медленный и глубокий контрольный вдох, что аж затрещали ребра, а в помещении техникума напротив его дома неожиданно прозвенел пронзительный звонок на перемену.

         Боже, как много в этом утреннем городском воздухе! Запах свежего хлеба завода №1 из булочной на углу, вкус молока, которое уже полвека разносит хозяйкам молочница из Лужан, жужжание ос на рынке по улице Удонова, запах одеколона «Шипр» из парикмахерской на углу Русской и Украинской, где ежедневно лет 30 брился папа. Для такого законченного горожанина и асфальтового мальчика как Муня, привыкшего к сигаретному дыму, запаху тротуарной пыли и едкой солярочно-бензиновой вони городских дорог, это был слишком роскошный воздух. Подождав пока в голове не уляжется шум от передозировки кислородом, Муня раскрыл глаза и бодро устремился вниз, к перекрестку знакомых улиц.

         В городе до сих пор встречаются люди, которые, выходя из дома, не хватаются за мобильный телефон. К ним относится и Муня. Вместо этого он осторожно и терпеливо пробует утренний город на вкус, на цвет, на запах.

         Нет, не то! Конечно, уже не то!

  Иногда, после долгих лет совместной жизни, брачные узы натирают в самых неожиданных местах. Так и тут, – натерла глаза двадцатилетняя обдертость знакомых фасадов, за которыми живут чужие негородские люди, привычки и устои. Неприятно, как новый тесный башмак, жмет количество автомобилей, на которое не рассчитана ширина мостовых и элегантная, аристократическая узость тротуаров. Щекочет в ноздрях теперь безмолвная пустота старых городских двориков, которые превратились в бесплатные стоянки авторухляди и прибежища убогих контор «Окна-двери». Их исконная девственность нахально и неуместно фестивализирована, нотариусована, стоматологизована и так далее.

            И теперь эти дворики все больше напоминают покинутые и забытые сайты. Где уныло бубнят старые и забытые мелодии, бесконечно долго грузятся фото и где страшные компьютерные вирусы прячут свои подлые секреты. Там золотое черновицкое детство сменяет серебряная иногородняя юность. Затем следуют бронзовая зрелость и медная старость. Ну а ржавая железяка – смерть, завершает цикл дворовых трансформаций.

         – Почему в аптеках до сих пор не продают время? Оно же, сука, лечит! – подумал Муня, вдоволь напробовавшись чужой теперь город на вкус, запах и цвет. Но на них, как известно, товарищей нет. Как и ответа на вопрос про аптеки и время.

         Вернувшись в дом, Муня снова уткнулся в монитор. Его понесло по привычным сайтам так называемых социальных сетей. Теперь там был его город и его повседневная  жизнь.

         Впрочем Муня был мудрым человеком. Он прекрасно понимал – с появлением этих социальных сетей люди начали думать, что их жизнь кому-то интересна, а они сами кому-то нужны. Вот в чём беда.

         А Черновцы сегодня – это город после вчерашнего. Сегодня город уже не знает за что ему еще выпить шампанского. Друзья Муни – это люди 55+, с огромным пузом и мясистым лицом, с несмываемым презрением, усталостью на лице и рингтоном старого телефона на мобилке. С ними, как правило, городские барышни консервативного типа, со сложным устройством мироощущения. Их бесполезно призывать выпить за город, его прошлое, настоящее и, что интересно, – будущее. Они неправильно, извращенно воспитаны. Для них нужно было сеять разумное отдельно от доброго. И подальше от вечного. Потому что ростки всего перечисленного за время, прошедшее после школы, передушили друг друга.

         В результате все, или почти все, включая и самого Муню, стали слишком требовательными к завтра. И этим обесценили сегодня.

         А сегодня просто пришла осень. Настоящая и золотая.

          – Нет, пока в этом городе такие теплые и золотые осени, никуда я отсюда не уеду! Это – мой город!, – проскочила в просветлевшей от свежего воздуха голове такая же свежая мысль.

         Муня снова, в который раз, вернулся из покинутых сайтов домой. Теперь, кажется, навсегда.

В. Килинич

 Фото “групи “Вконтакте”  “Інші Чернівці”